но... возможно, крупный будет разговор. Лучше вам, так сказать...
— Скандалист какой-то? — весело спросила Катя.
— Наверное, кто-то от Осиповича? — предположила Нина.
— Нина, ты и так слишком много знаешь, не будь такой любопытной, — отгородился от расспросов Гаевой.
— Хорошо, папа, мы пойдем, — согласилась Нина. — Мне нужно книги забрать у Фаины, а Катя собиралась к Гале забежать. Правда, Катя?
— Но сначала я хочу пообедать, — закапризничала Катя. — Поесть не дадут бедной студентке!
— Полчаса у нас есть, — сказал Гаевой.
После обеда девушки начали собираться уходить, но не успели, — раздался звонок.
Нина открыла дверь и отступила в сторону, пропуская гостя. Он вошел, поздоровался, сказал: «Я к Василию Федоровичу».
Катя уставилась на вошедшего бесцеремонно, ибо ее непосредственность ей это позволяла, и провозгласила:
— Здрасьте! А вы еще молодой. А я думала, что придет какой-нибудь старый брюзга.
— Почему старый? — удивился гость.
— Потому что от Осиповича всегда приходят старые, — пояснила Катя.
— Катя, уймись! — прикрикнул Гаевой. — Осипович тут ни при чем.
Пока длился этот короткий разговор, Нина незаметно разглядывала гостя. На вид ему было около тридцати. Строгие, суховатые черты лица его хранили непроницаемое выражение, но в поджатых губах чудилась насмешка. Глаза и брови прятались за дымчатыми стеклами очков. Волосы, прилизанные и лоснящиеся от геля — мода, которую Нина терпеть не могла — были какого-то неопределенно-серого цвета. Костюм был так же строг и невыразителен, как черты лица. В этой подчеркнутой серости и строгости что-то настораживало. Нина подумала об этом и удивилась. Она и сама не могла понять, что же такого зловещего было в незнакомце. И все же странное предчувствие подсказывало ей, что с его приходом спокойствие покинет их дом. Однако, стараясь отогнать это тягостное чувство, она вполне беззаботно объявила:
— Папа, нам с Катей уже пора идти. Ты не возражаешь?
— Идите, девочки. Только не задерживайтесь допоздна, — тоном театрального «благородного отца» сказал Гаевой.
Катя напоследок решила выдать еще одну фигуру и, подбоченясь, заявила:
— Если этот молодой человек тебя обидит, папа, — он будет иметь дело с нами! А мы женщины воинственные!
Нина, решив поддержать сестру, в тон ей добавила:
— Мы, правда, не знаем его имени, но можем составить словесный портрет... в затемненных очках.
— Мое имя — Ярослав, — объявил незнакомец и, сняв очки, выразительно глянул на Нину.
Глаза у него оказались серо-голубыми, взгляд — острым и проницательным. Нина даже поежилась, встретив этот неожиданный взгляд. Стараясь не терять шутливого тона, она спросила:
— Ярослав Мудрый?
— Если бы так, — усмехнулся незнакомец.
— А я — Екатерина! А это моя сестра Нина! — объявила Катя, церемонно жестикулируя.
— Ладно, пойдем, не будем мешать, — поторопила ее Нина.
Катя еще старалась что-то «выдавать», и Нина чуть ли не силком вытащила ее из квартиры.
— Неприятный тип, — прошептала Нина, когда они с Катей оказались на лестничной площадке. — Наверняка от него будут одни неприятности.
— Ну, почему неприятный? — пожала плечами Катя. — Нормальный.
Они вошли в лифт.
— И говорит с насмешечкой, и смотрит свысока, — продолжала излагать свои наблюдения Нина.
— С чего ты взяла, что с насмешечкой? — удивилась Катя. — У него на лице и тени улыбки не было.
Они вышли из лифта, и Нина, нервно передернув плечами, на ходу пояснила сестре:
— Насмешка была в словах,
